Кое-как надев ученическое платье, еле-еле передвигая ноги, держась руками за каменные стены, девушка пошла в умывальню. Однако, выйдя из покойчика, почувствовала вдруг, как раскачивается под ногами пол. И следом неминуемо накатила дурнота, белый свет закружился перед глазами, увлекая целительницу в разноцветный водоворот, голову прострелило болью, и через мгновение Айлиша упала на пол.
— Ну? И где твоя краса и надежда? — спросил Ихтор, оглядывая сгрудившихся у покойницкой выучеников. — Все здесь, одной ее нет. Как урок-то начинать?
Майрико развела руками. Айлиша никогда прежде не опаздывала, потому это было вдвойне непонятно.
— Может, на делянке?.. — растерянно предположила целительница и оглядела подопечных. Однако те в ответ лишь пожимали плечами.
— А может, просто испугалась к покойникам идти? — усмехнулся одноглазый крефф.
Его собеседница досадливо вздохнула. Неужели та, которую она прочила в наставники, испугалась? Быть не может, чтобы такой Дар пропал втуне, а девчонка заблажила и осрамилась! Не дура ведь она, понимает, чтобы людей лечить знать надобно, где какая кость находится, а где жилка тянется. Да и не только травами человека на ноги ставят. Тем, кто крови и нечистот людских боится, нет места среди целителей. А Айлиша была целительницей, пускай и ребенком совсем. Майрико не могла в ней ошибиться, потому что рвение девушки, пытливость ума и прилежание давно уже оценила по достоинству.
Ни у кого глаза так жадно не горели, узнавая новое, никто не мог с первого раза слова заговора правильно сказать. И никто не владел таким Даром. Отними у Айлиши силу и через седмицу сгорит девчонка оттого, что саму суть ее заберут. Да и не захочет она в стороне от людской боли остаться, с детства же хотела от хворей спасать. Такие от мечты не отворачиваются, и от призвания не отказываются.
— Нет, — сухо сказала женщина. — Случилось что-то.
Ихтор закатил единственный глаз, всем своим видом давая понять, что же именно случилось — мол, обычная для девки трусость.
— Урок начинай. А я пропажу поищу, — вздохнул он, — надеюсь, не под лавкой сидит, трясется и не в мыльне рыдает. Если там ее найду, уж не обессудь, выдеру как козу.
Целительница в ответ мрачно кивнула.
Мужчина развернулся и направился на верхние уровни Цитадели. Непривычное волнение подгоняло его, требуя ускорить шаг. Но мужчина сдерживался, не давая себе сорваться на бег. Он не мучился вопросом — что с ним такое. Понимал. И тревога за нежную девочку разгоралась в груди все сильнее. А ведь думал, гореть там нечему… давно нечему.
Креффы не давали обета безбрачия, что за нелепица! И бывали среди магов счастливые пары. Редко, но бывали. Даже боевики — вечные воины дорог и те, случалось, имели семьи. Но сложно жить с магом, который постоянно в пути, который месяцами, а то и годами не переступает порога родного дома. Трудно осесть в четырех стенах некроманту, ремесло которого — смерть, а жизнь — бесконечное странствие в ночи. Целителям счастливилось чаще. Но в креффате, тут — в Цитадели — нет места семье, детям… Он знал это, однако сердце, очерствевшее за годы наставничества, вдруг явило себя живым и чувствующим, тоскующим.
И эта девушка, обмиравшая и красневшая, едва он приближался к ней, дрожавшая от ужаса перед его обезображенным лицом и пустой глазницей, эта девушка вдруг напомнила ему о том, что когда-то (очень давно) и он был другим, способным на сострадание, на любовь.
От этих мыслей тоска гнездилась в сердце. Потому что нежную застенчивую Айлишу ждало то же самое, что и каждого ученика Цитадели, каждого креффа — душевная черствость, хладнокровие, исчезновение стыда и горькое осознание долга, который со временем станет превыше собственных желаний.
Ее чистый горячий огонь ждало медленное остывание. А Ихтор впервые понял, что не может этого допустить. Хотелось сохранить ее такой — робкой, улыбчивой, излучающей тепло и бескорыстное добро. Хотелось назвать своей. Но нельзя. Никак нельзя. А раз нельзя, так хоть уберечь, не допустить жестокого взросления, защитить…
Он бы взял ее, давно бы взял и никто бы его не осудил за это, даже Нэд. Но девушка стеснялась, дичилась, тряслась, как овечий хвостик, а он не хотел принуждать силой. Ждал, когда войдет в пору и ум. Может, тогда разглядит за уродливой личиной его душу, которая, видят боги, не была такой уж черной!
Ихтор сам не заметил, как удрученный этими мыслями оказался, наконец, в том крыле крепости, где жили выученики целителей. Дверь одной из келий оказалась приоткрыта, а на полу…
Маг все же сорвался на бег.
На каменных плитах, неряшливо облаченная в коричневое одеяние лежала Айлиша — волнистые волосы облепили потный лоб, а кожа у нее была белая как первый снег. Белая и такая же холодная. Опустившись на колени, крефф рванул завязки девичьей рубахи и приложил ладонь к едва заметно вздымающейся груди. С пальцев заструилось бледно-голубое сияние. Прикрыв глаза, Ихтор прислушивался к тому, что говорила ему магия и лицо его каменело.
Отняв руку от бесчувственного тела, целитель рывком поднял послушницу и тяжело ступая, понес ее прочь. На выходе из ученического крыла креффа, размеренно шагавшего с почти бездыханной девушкой на руках, встретила Бьерга.
Колдунья усмехнулась, вынимая изо рта неизменную трубку и поинтересовалась:
— Куда это ты ее тащишь? Сеновал-то у нас за конюшнями, — и выпустив струю дыма, старшая наставница усмехнулась.
— На сеновале она уже побывала, — зло выплюнул мужчина. — Пропусти.