Жнецы Страданий - Страница 2

Но вот прошло уже полгода с той поры. Кареду делалось то лучше, то хуже, да только прежним он так и не стал.

— Муторно мне, дедушка, — сказал, наконец, парень, с трудом выталкивая слова, — страшно…

Старый Врон помолчал, раздумывая о чем-то своем, а потом ответил:

— Ты был прежде смелый охотник и отважный боец. Неужто не умеешь побороть страх?

— Этот — не умею… — негромко произнес несчастный. — Хоть ты скажи — как? И можно ли?

Врон прикрыл глаза.

— Я расскажу тебе то, что однажды мне поведал мой дед, а ему рассказал его дед. Мне этот сказ запал в душу. Может и тебе придется по нраву… Запомни, Каред, миром и нами правит страх. Так было всегда и так будет. Боги решили, что любая живая тварь должна бояться. Это знает каждый. От страха некуда сбежать и негде спрятаться. Страх рождается вместе с человеком и покидает его только с последним вздохом.

Каждый чего-то боится. Кто голода, кто старости, кто смерти, а кто самой жизни. Проще всего бояться нечисти, что лютует каждую ночь. Можно бояться стать плохим человеком, и это не постыдный страх, а голос совести. Но самая большая трусость — бояться быть в ответе за кого-то, пусть этот кто-то хоть слепой кутенок. Всего можно бояться… только это не жизнь, а так, пустое топтание земли.

Немногим удается победить страх. Только тот, кто каленым железом выжигал его в себе, закончив земной круг, имеет право сказать: «Я жил и не боялся! Жил, а не трепетал! Дышал полной грудью, а не вжимался в землю подобно дикому зверю, пытаясь с ней слиться!».

И еще запомни: есть люди и нелюди, которые пользуются нашими страхами, разжигают их в наших душах и наживаются на них! Вот их нужно побеждать в первую очередь! Потому как пока страх живет среди нас, он правит и нами, и миром.

Согбенный парень вскинул вспыхнувший пониманием взгляд, а его собеседник продолжил:

— Но есть кое-что, что сильнее страха. Любовь. Всесокрушающая и всепобеждающая. Ей подвластны и первый богач, и последний нищий. Не спастись от нее никому. Будь ты добродетельный молитвенник или горький пьяница, государь или бродяга, она придет и заберет твое сердце. И нет от нее оберегов и заклятий. Не откупиться от нее деньгами да посулами и бежать — бесполезно. Скройся ты хоть в самом глубоком погребе или на самой высокой горе, все равно придет она терзать тебя, не давая спать по ночам.

А еще помни: глупцы те, кто боятся любви! Нет ничего страшнее — прожить жизнь, так и не узнав, почему сладко замирает сердце по весне; и что рука любимого человека нежнее шелков. Во имя любви люди забывают страхи. Вчерашний трус совершит такой подвиг, на который не отважится даже самый храбрый воин.

Любовь преодолеет все: разлуку, боль, одиночество, горе, предательство. Страх, как шелудивый пес, бежит от того, к кому она приходит. Нет места страху рядом с истинной любовью, которая одна способна исцелить израненную душу и вернуть веру тому, кто давно забыл, что значит верить…

Каред слушал напевную речь и из глаз его текли слезы. О чем он плакал? То лишь боги ведают. Но уже к ночи пропал парень бесследно и не нашли его ни на следующий день, ни через седмицу… Только горько причитала мать и плакала Зорянка, которой обещал он смастерить соломенную куклу…

* * *

Зима в этом году выдалась холодная и снежная. Поутру, пока от дома до ворот тропинку расчистишь — замаешься. А стужа такая, что дыхание в горле перехватывает!

Лесана возвращалась от колодца с двумя полными ведрами, вода в которых уже начала схватываться тонким мятым ледком. Ветер дул в лицо, мешая смотреть, обжигая щеки.

— Дай, помогу.

И ведра, только что такие тяжелые, вдруг сделались невесомыми. Девушка оглянулась, с трудом разлепляя смерзшиеся ресницы.

Высокий широкоплечий парень в овчинном тулупе перехватил ношу и улыбнулся. Лицо у него было круглое, курносое, простое. Самое лучше в мире лицо! Лесана улыбнулась и зарделась. Мирут давно запал ей в сердечко. А она нравилась ему. И весной, возможно, он придет со сватами. Нет, не «возможно», точно придет! От этой блаженной мысли на душе становилось тепло-тепло, и даже обжигающий ветер не мог остудить горение сладкого пламени.

Шли молча. Да и о чем говорить? Все эти двое друг о друге знали. Он — сын кузнеца, она — дочь бортника. Не самая завидная невеста — семья не шибко богата, скотины в доме немного, а вот детей — семеро по лавкам. И она — Лесана — самая взрослая. Была у нее сестра, летами старше. Но вот уже четыре года, как пропала Зорянка. Вечером, в осенних сумерках провожал ее жених до дома. Всего-то и надо было перейти улицу. Так оба и сгинули. Искали их наутро, звали, кричали, надеялись — спасли несчастных деревянные ладанки-обереги. Но нет. Только собаки беспокоились и выли…

Вызывал тогда деревенский староста колдуна, чтобы защитил поселение от возможного возвращения двоих влюбленных. Недешево обошелся охранительный обряд, так недешево, что не сыграли в тот год ни одной свадьбы — не на что было пиры пировать, едва дотянули, перебиваясь с овса на полбу, до нового урожая.

А Лесана до сих пор помнила продирающий неживой взгляд чародея, творившего заклятье. Он тогда посмотрел на заплаканную девочку (зарыдаешь, пожалуй, когда родная сестрица вместе с женихом обратилась в нежить зловредную и в любой миг возвратиться может на родимый порог — стонать, скрестись под окнами, смеяться диковатым смехом или со слезами звать родичей, чтобы выглянули из избы) таким взглядом, что у нее подкосились ноги.

Зато теперь охранное заклинание берегло все поселение. Даже в сумерках можно было выйти во двор, а то и дойти до соседнего дома. Конечно, мало кто осмеливался, но все равно было так спокойнее.